Красавица и чудовище

Часть вторая. Солнышко, держись!

1. Ожидание.
Каждый день он ждал. Каждый день он вспоминал. Каждый день он надеялся на чудо.
Роберт ждал Сару с того самого дня, как нашел ее прощальное письмо. Прошел день. День, за который он ни разу не увидел Сару. Прошла неделя. Он смотрел в окно и ждал, когда она придет. Прошел месяц. Он ждал ее, он ждал...
Оставалось лишь вспоминать. Ее ласковый голос, почти у самого его уха. Ее нежные ладони, которые осторожно гладят его левую руку. Ее светлые, почти белые волосы... они падают ему на лицо, он смотрит снизу вверх, сквозь эти волосы на ее лицо. Ее зеленые искрящиеся глаза...
Чудо могло произойти каждую минуту. Ведь, казалось бы, только закрой глаза - дверь тихо отворится, быстрые легкие шаги и ее голос, ее дыхание... "Роберт, я всего на минуту..." Как дороги ему эти минуты... Когда тоска поступала совсем близко, он закрывал глаза и призывал воспоминания.
Сара сидит рядом с ним и рассказывает про пациентов. Он почти не слушает, ловит каждую нотку в ее голосе...
Голос, ее голос. Неужели он никогда его не услышит? То нежный, ласковый ("Роберт, ну же, посмотри на меня. Нет повода расстраиваться. Все будет хорошо"), то строгий и твердый ("Если ты сейчас же не начнешь есть, Роберт... То-то же!"). Век бы слушал он этот голос.
Сара поправляет подушку, их лица совсем близко. Он быстро подается вперед, касается ее губ своими. Сара лишь смеется...
Ее смех такой серебристый... Словно на ветру звенят хрустальные колокольчики... Они смеются вместе. Он смеется от счастья - Сара рядом. А она просто его шутке...
Сара приходит после трудной смены. "Ты устала, иди домой", - с сожалением говорит он. "Нет, я посижу с тобой минутку..." Он смотрит на нее с благодарностью. Сара садится рядом с ним, они молчат. Роберт поворачивается к ней - Сара спит, устроив голову на краешке подушки. Светлая прядь упала ей на глаза, Сара смешно морщит во сне переносицу от щекотки. Правая рука занята - обнимает Сару. Тогда он легонько сдувает с ее лица волосы. Проходит двадцать минут. Он мог бы лежать так вечность, слушать ее дыхание, слушать ее сердцебиение... "Сара..." "Я что, уснула?" "Представь себе, ты на такое способна".
Неужели этого никогда не будет?..

Сара велела ему поправляться. Он старался исполнить ее просьбу. Скоро ему разрешили вставать, но это не приносило ему радости. Роберт почти все время молчал. Лишь когда приходил врач или Кэрри, он отвечал на их расспросы.
Проходили месяцы. Романо продолжал ждать. А чтобы дождаться Сару, нужно жить дальше. Это он понял сразу. И он жил. Сначала без удовольствия, но потом стал проклевываться интерес. Роберт решил для себя: чем быстрее он снова приступит к операциям, тем быстрее приедет Сара. И жизнь стала обретать смысл. Нужно бороться и надеяться.
Даже когда ему наконец разрешили поехать домой, это не обрадовало его. Он принял это как должное. И вернулся домой. Не так он представлял себе возвращение в свой дом. Ему хотелось, чтобы рядом была Сара. А потом они бы полетели в Англию. Роберт, конечно, скучал по Элизабет. Но грусть по ней стала глуше с отъездом Сары. И Романо понял, что один он в Англию ни за что не поедет. Если только Сара приедет. Для него была важна не только встреча с Лиззи, но и поездка вдвоем с Сарой. В знак того, что они вместе.
Но дома Роберту стало лучше. "Все будет... плохо... Я хочу домой..." "Роберт. Потерпите еще немного. Скоро вы поправитесь". Ведь было же это. Правда же, было? Он стряхнул с себя мрачность. Ведь он дома. Он так долго этого ждал длинными ночами, когда Сары еще не было с ним.
Но каждый день приходилось ходить в больницу. Если бы не это, давно бы Роберт начал поиски Сары. Чтобы найти ее и больше не отпускать от себя. Потому что быть вдали от нее просто невыносимо.
...В дверь позвонили. Роберт открыл дверь. На пороге стояла Сара. Светлые волосы распущены. На губах - радостная улыбка.
"Роберт! Тебя уже выписали?"
"Сара! Ты вернулась!"
Нужно поскорее обнять ее, иначе она выскользнет из его рук, растает как дым... И она исчезает. Роберт просыпается Но ощущение было таким реальным...
Чудес не бывает, Роберт. Иначе бы она давно приехала к тебе...
Но чудо свершилось.

2. Чудесное возвращение.
Доктор Кордей вернулась из Англии в Чикаго. В окружную больницу Кука. Навсегда.
На ней все еще лежал отпечаток переживаний после смерти Марка. Но она улыбалась хирургам и медсестрам, когда они с радостью встретили ее. Элизабет поняла, что она дома. Не Англия ее родина, а эта больница. Но одного лица она не видела.
"Эй, Мэнди, - окликнула Элизабет медсестру. - А где доктор Романо? На операции или что?" - не может быть, чтобы он не пришел и не встретил ее.
Глаза Мэнди округлились.
"О... Вы же ничего не знаете..."
"Что случилось?" - спросила Элизабет с нехорошим предчувствием.
Роберт что, ушел из этой больницы? Или...
Мэнди молчала, видимо, не зная, как начать.
"Где он?!" - перепугалась Лиззи.
"Он... дома. Но он сегодня, наверное, зайдет в больницу".
"Мэнди, что случилось? Я тебя не понимаю..." - Элизабет потерла виски.
Мэнди тяжело вздохнула.
"В мае с доктором Романо... с ним случился несчастный случай".
Элизабет побледнела.
"Теперь все в порядке, - поспешно успокоила ее медсестра. - Ему отрезало руку вертолетным винтом, но теперь... Доктор Кордей?.."
Элизабет пошатнулась, Мэнди подхватила ее. Но Элизабет быстро справилась с собой. Выпрямилась.
"Я... о господи... какой кошмар... - прошептала Элизабет. - Он... он как? Живой?"
"Я же сказала... Теперь все в порядке. Его уже выписали, он теперь проходит физиотерапию. Он, наверное, сегодня придет... Все в порядке..."
Элизабет провела ладонью по лицу.
"Это случилось в мае, да?"
"Да, через некоторое время, как вы уехали".
"Ладно, спасибо, Мэнди. Я... пойду. Ты можешь узнать и сообщить мне, когда он появится?"
"К-конечно", - согласилась медсестра.
Элизабет постаралась успокоиться. "Ничего страшного, ничего страшного", - мысленно говорила она себе. И стала ждать, когда же придет Роберт.
Когда она увидела его... то очень обрадовалась. Живой. Живой! Жи-вой! Но он сильно похудел, он много перенес, судя по его болезненному виду. Но он все-таки был жив.

Новость о возвращении Лиззи Роберт услышал, когда в очередной раз пришел в больницу.
Первой мыслью его было: "Вот и в Англию ехать не нужно". А потом Романо понял, что возвращение Элизабет - это очень хорошо. Но если бы вернулась Сара - это было просто замечательно. Радость Роберта приугасла. Если бы Сара была здесь, он бы нашел ее в оперблоке и сказал: "Сара, помнишь, я рассказывал тебе о Лиззи Кордей?" "Помню, но..." "Она вернулась! Пойдем, я вас познакомлю". И возможно они бы даже стали подружками. Кто их знает...
Сары нет. Но есть Элизабет. Нужно радоваться хоть этому послаблению судьбы. Ведь Лиззи его друг, он так долго любил ее. Любил? Значит, он больше ее не любит? Никаких чувств к ней больше не осталось? Нет, не может быть. Лиззи - это всегда Лиззи. Но, когда он ее увидел, никаких эмоций почти не было.
"Лиззи! Я слышал слухи", - сдержанно сказал Роберт.
Впрочем, сама Элизабет была рада его видеть. По крайней мере, она улыбалась.
"Мне так жаль, Роберт".
"Ты о чем? О моей руке или о том, что тебя тогда не было?"
Лиззи не ответила. Почему же он так холоден с нею? Ведь она не виновата в том, что Сара уехала.
"Чувствительность руки восстановилась?" - спросила Элизабет.
В это время запищал ее пейджер.
"Нет", - признался Роберт.
"Мне нужно идти, прости".
Роберт внутренне вздрогнул.
..."Роберт, мне нужно идти". "Сара, ну еще чуть-чуть..." Быстрый поцелуй. "Роберт... Прости, но мне действительно нужно идти"...

Конечно, Роберт не страдал целыми днями по Саре, как раньше. У него были и другие важные дела. Наконец случилось то, чего так долго ждал Роберт. И он обрадовался этому также, как если бы вернулась Сара. Наконец-то он вернулся на работу. Правда еще не в оперблок... Но и это хорошо.
Чувствительность стала потихоньку возвращаться к руке. И это тоже радовало Романо. Жизнь стала снова налаживаться. Роберт продолжал ждать Сару. Это ожидание уже стало привычным для него. Каждый день он просыпался и думал: "Может она вернется сегодня?" Но день проходил, и Сары не было.
Прошло уже несколько месяцев. Стали подкрадываться сомнения. Они точили его исподволь, обычно по вечерам, когда дневные заботы отступали.
А может она больше никогда не вернется?..
А может она забыла про меня?..
А может в другом городе у нее кто-то появился?..
А может она к нему и поехала?..
Но эти сомнения исчезали, когда наступало утро. Роберт встряхивал головой, и все опять становилось на свои места. Только одно беспокоило Романо - Элизабет. Все чаще он замечал, что опять начинает думать о ней. Нет, это неправильно. Он должен ждать Сару. Только Сара. Не Лиззи. Но как же это сложно!..
Романо замечал, что некоторые дела больницы стали решаться без него. Они что, уже забыли про Роберта? Он ведь вернулся, он же главный врач больницы. Как важные дела могут миновать его? Роберт пытался успокаивать себя тем, что Онспо, Уивер просто отвыкли от Романо за время его длительного отсутствия. И все же Роберт был рад, что вернулся на работу.
Работа отнимала у него почти все время. Он уходил в работу, как в спасение. И мысли о Саре во время работы его почти не тревожили. Приходила успокоенность, и Романо понимал, что жизнь идет дальше.
Он старался держаться подальше от Элизабет. Но это у него плохо получалось. А однажды его эмоции вышли из под контроля...
Но нельзя же любить двух женщин одновременно! Даже если вторая уехала далеко и неизвестно, когда же она вернется...

3. Вдали от нее...
Двадцать процентов... Страх, примораживающий его к месту. "Это же не мешает быть главным врачом больницы..." Но я же хирург! "Это безнадежная рана!"
Роберт сидел в кресле. Ну почему рядом с ним нет в эту минуту Сары? Почему она не рядом с ним? Тогда бы несмотря на все страхи было в его жизни хоть что-то хорошее! Но Сары нет! Как же она нужна ему, как нужна!
...Роберт, нет, не кончено. Я же с тобой. Мы будем вместе, всегда, ты поправишься, я обещаю тебе... Роберт...
Подожди еще несколько месяцев, чувствительность вернется, обещаю!
Роберт, не верь, борись, надейся!..
Он вспомнил ее объятия, дарящие забвение, приносящие сладкую успокоенность, ощущение защиты от всего плохого... О, как ему нужно это забвение... Зарыться лицом в мягкие летучие волосы, вдохнуть ее запах...
Дверь открылась. Роберт даже не повернул голову, чтобы не спугнуть реальное видение. Если бы это было правдой... тогда он был бы на седьмом небе от счастья.
Но неожиданно земной голос вернул его из мира грез.
"Почему ты все еще здесь?"
Роберт шевельнул плечом. Говорить не хотелось, но Элизабет ждала.
"Занятия по фортепьяно отменили..."
Элизабет прервала такую хорошую сказку, одну из тех, что придумывались сами собой. Чуть печальных из-за того, что Сара далеко, но все же приносящих временное облегчение. Лиззи начала говорить что-то про того пациента. Она ничего не понимала. Она никогда не видела Сару. Она не знает, что для него Сара. Она не знает, что шансы на восстановление руки крайне малы. Она не знает, что значит страх потерять все, что было тебе дорого...
"Ты сэкономила мне два доллара за психоанализ, Лиззи".
"Прекрасно", - Элизабет повернулась, чтобы уйти.
Сейчас она уйдет. И больше не останется никого. И некому будет рассказать про то, что делается у него сейчас на душе. Кому как ни Элизабет рассказать об этом?
"Эй. Подожди".
Она со сдержанной досадой останавливается. Романо не знал, как начать. Но потом все же заговорил:
"Я знаю, что меня не любит большинство людей".
Многие просто ненавидят его. Некоторые иногда морщатся от него как от зубной боли.
"Я сам не люблю большинство людей".
Никогда его не заботили ни другие врачи, ни пациенты.
"Мне все равно".
Что бы они не думали о нем, он продолжает жить, зная, что...
"Но я спасаю жизни людей. Каждый день. Людей, которым больше никто не может помочь".
У Элизабет такие глаза... какие были у Сары, когда он говорил ей, что все кончено.
"Если я не смогу этого делать... я..."
Романо отвернулся, пытался справиться с собой. Только не при Лиззи. Не надо слез при Лиззи. Только бы она ушла поскорее!
Но она не ушла. Она подошла к нему и встала перед ним на колени.
"Роберт", - выдохнула Элизабет.
Он не смотрел на нее, кусал губы. Она кладет свои руки ему на правую ладонь.
"Ты великолепный хирург, и ты будешь им снова. Я обещаю тебе. Ты будешь им!"
...Наберись терпения, жди, к руке вернется чувствительность, и ты будешь оперировать! Я знаю это. Я верю в это. Я надеюсь на это...
Романо поднял глаза. Перед ним сидела его Лиззи. Та самая Лиззи, которую он любил все эти годы. То, что случилось дальше, сделал не Роберт. Это сделал кто-то другой. Потому что сам Роберт просто не мог этого сделать.
А сделал он вот что. Он протянул ладонь и коснулся ее щеки. Еще чуть-чуть, и он сделает то, чего бы не простил себе всю жизнь.
Но Элизабет спасла его от этого. Она смешалась, бросила взгляд на свой пейджер.
"Меня вызывают по пейджеру..." - произнесла она, быстро поднимаясь на ноги.
"Элизабет..."
"Меня вызывают по пейджеру..." - сказала она, уже открывая дверь.
Романо посмотрел ей вслед. Потом опустил голову. Что он наделал? Зачем он это сделал? Ведь он любит Сару и больше никого! Да и портить отношения с Лиззи не хотелось.

Возвращенное обручальное кольцо - знак примирения. Элизабет приняла его, но все еще отводила глаза.
"О том, что случилось сегодня..."
Она и слышать об этом не хочет. Еще бы. Роберт и сам с трудом заставил себя говорить об этом. Но нужно. Чтобы все стало на свои места. Сара - это Сара. А Лиззи - это Лиззи.
"Это была мгновенная слабость. Такого больше не повторится", - твердо пообещал Романо Лиззи. И себе заодно.
Элизабет вроде поверила. Даже подняла на него глаза.
"Ты будешь работать дальше", - сказала она.
"Конечно, буду", - не очень уверенно согласился Роберт.
"Спокойной ночи".
"Спокойной ночи".

4. Осколки прежней жизни.
После данного слова Романо даже думать об Элизабет перестал. Он думал о ней только как о хорошем друге. И ничего больше. Словно в ответ на его честность, удача улыбнулась ему. Чувствительность стала возвращаться. С каждым днем рука слушалась все лучше и лучше. Все пошло, как до несчастного случая, будто его и не было вовсе.
Но если бы его не было, не было бы и Сары!
Прошло уже много месяцев с того черного дня, как она оставила Чикаго. Надежда на возращение таяла с каждой неделей. Сначала Романо запрещал себе даже думать такое о Саре. Не могла она его бросить. Она обещала ему приехать. Но разные опасные мысли все равно коварно думались.
"Зачем ты ей?"
"Она меня тоже любит".
"Жалеет".
"Любви без жалости не бывает".
"Зато бывает жалость без любви".
"Она обещала, что приедет".
"Тогда почему ее нет?"
"Она хочет вернуться, но еще не может! Она же писала, что надолго!"
"Тогда почему она даже не звонит тебе? Даже не пишет?"
"Я... я не знаю".
"И вообще!.. Это тебе плохо без нее. А не ей без тебя".
И с каждым месяцем все реже Романо думал о Саре. Чтобы не бередить себе душу. Когда он вспоминал о том, что никогда больше не увидит Сару, то сердце его сжималось в предчувствии чего-то плохого.
И предчувствия сбылись.
День начался как обычно. Не считая пожертвования больнице в сумму два с половиной миллиона долларов. На радостях, а еще затем, чтобы ошеломить Уивер до потери дара речи, Роберт прямо у стойки регистрации поцеловал ее в губы, сделав мысленную оговорку, что с Уивер это не считается за поцелуй. К тому же Сара приедет еще очень и очень нескоро.
Но потом хороший день исчез, скомкался, как сон про Сару поутру. До этого левая рука слушалась почти как раньше. Роберт уже перестал беспокоиться на этот счет, ведь все шло отлично, так и врачи говорили. А тут - как гром среди ясного неба.
Чашка разлетелась, выпав из левой руки.
Значит, рано он перестал тревожиться. Роберт не знал, что все плохое еще только начинается.

Целый день он пытался делать вид, что ничего не произошло. Надеялся, что это всего лишь случайность. Но потом не выдержал и бросился к своему врачу. "Вы должны быть благодарны, что у вас вообще есть рука". Что тут сделаешь? Спорить - бесполезно. А потом возникли трудности с операцией. Ее выполнял стажер-ординатор. Выполнял так, что Роберт не выдержал и взял дело в свои руки. В две руки.
Элизабет пришла к ним в операционную. Удивилась, узнав, что Романо оперирует. Он и сам удивлялся. Но продолжал оперировать с мрачной решимостью. Все равно никто не знает, что сегодня случилось в ординаторской. А ошибку он не совершит. Он же самый лучший хирург.
Но он все-таки совершил ошибку. Это выяснилось позже, когда он пришел в послеоперационную палату. Роберт пытался убедить себя и Элизабет, что он тут непричем, что это все Дженсен. Себя-то он убедил, но Элизабет видела его насквозь. Но, слава Богу, ничего не сказала.
Роберт узнал, что Дженсен на крыше. Видимо, и стажер решил, что виноват он. Пусть так и думает. Ведь это же правда. Так и есть.
"Он принимает пациента?"
"Нет, хочет спрыгнуть".
Этого еще только не хватало. Ширли скорее всего пошутила, но Романо решил удостовериться, что Дженсен на крыше, а не внизу, на асфальте. Только в лифте он понял, что не был на крыше с несчастного случая. Но возвращаться в оперблок было поздно.
Дженсен еще не спрыгнул.
"Не делайте этого. Там моя машина, - заметил Романо. - В следующий раз вы сделаете все лучше".
"Вы правы", - неожиданно согласился Дженсен.
Ну наконец-то.
"Потому что в следующий раз я не пойду в одну операционную вместе с вами".
Дженсен ушел с крыши. Идиот.
"Кого я обманываю? - подумал Роберт. - Лиззи? Себя? Всех? Ведь это же я допустил ошибку. Не Дженсен. Я".
Роберт, не верь врачам, верь себе, верь своему сердцу!
"А если и мое сердце говорит тоже самое, что и говорят врачи? Сара, зачем ты лгала мне, зачем зря обещала мне, что все будет хорошо? Сара, ну почему тебя нет со мной?.."
В это время над головой знакомо зашумело. Ударил белый свет. Этого еще только не хватало.
Все хорошее, что когда-то было в его жизни, разлетелось на осколки, как сегодня та чашка с кофе.
Рука теряет чувствительность. Он должен это признать.
Он совершил ошибку во время простейшей операции.
Сара никогда не приедет. Уже прошло семь месяцев с ее отъезда.
"Пойми ты наконец, что те чудесные дни, когда она приходила к тебе в палату, были даны тебе лишь для того, чтобы ты не сошел с ума от одиночества! Она, наверное, давно нашла себе кого-то получше тебя! Если не нашла еще раньше. Она ведь так боялась, что кто-то узнает об этом. Она так долго сопротивлялась. Ты был лишь ее мимолетным увлечением. Открой глаза! Хватит спасаться грезами! Живи в реальности!"
"Я не хочу жить в такой реальности! В реальности, когда все плохо!.."
Роберт качнулся к краю крыши. Долго-долго смотрел вниз. Потом снял шапочку и бросил ее в пугающую пустоту, полную огней и жизни. Другой жизни. Счастливой жизни...
Романо поглядел в черное без единой звездочки небо. Так же черно и пусто было и у него на душе.
Романо и сам не заметил, как оказался на ограждении. Высота не пугала его.

5. Падение.
Высота не пугала его. Уже ничего не могло напугать Роберта - его карьера в хирургии кончена, рука перестает его слушаться, а Сара больше никогда не приедет. Так зачем тогда жить? Зачем жить, если знаешь, что ничего хорошего в жизни все равно не будет?
Ведь все просто. Никаких усилий прилагать не надо. Просто качнись, отдайся этой черной пустоте и чувствуй жутковатую сладкую радость свободного падения. А потом уже не будет ничего: ни страха, ни горечи, ни боли. Ничего. Забвение. Разве не забвения ты желал?
Романо смотрел вниз. Что-то останавливало его.
"Сделай один единственный шаг. Шаг над пропастью".
"Я не могу!"
"Страшно?"
"Нет..."
"Давай!"
"Я не могу!!!" - мысленно крикнул Роберт.
Решиться было выше его сил. И он просто смотрел в пустоту под ним.
"Что тебя держит в этой жизни?"
"Я не знаю. Ничего".
"Тогда прыгни".
Романо закрыл глаза. На него опустилась ласковая тьма. Так не страшно. Не увидишь стремительно мчащуюся на тебя землю. Можно представить, что это всего лишь сон. Роберт раньше летал во сне. И падал с небоскребов. Это было не страшно. Вот и сейчас не нужно бояться. Это просто сон. Последний сон.
Роберта мягко обнимал ветер. Он, наверное, будет свистеть в ушах, когда Романо будет падать. Ну и пусть.
Интересно, что скажут остальные, когда узнают об этом? Никто не расстроится, никто не огорчится. Кто-нибудь даже обрадуется. Дженсен, например. Он не хотел больше заходить в операционную с Романо? Пожалуйста. Больше ты никогда не будешь с ним оперировать. Элизабет, наверное, опечалится. Все-таки они долгое время были друзьями.
А вот Сара об этом не узнает никогда. Ведь она никогда не приедет в Чикаго.
Во сне падение кажется бесконечным. А здесь - всего девять этажей... Только бы полет длился дольше...
А потом все. Больше уже никогда не случится ничего плохого. И хорошего тоже.
Остается только шагнуть в пропасть. Интересно, как это будет? Успеет ли он что-нибудь почувствовать? Наверное, он почувствует боль. Но это не страшно. Боль тут же прекратится. Исчезнет за гранью смерти.
Улыбка играла на его губах. Он никогда больше не вспомнит лицо Сары.
Никогда не вспомнит ее глаз, в которых столько сострадания.
Никогда не вспомнит ее улыбки, от которых в душе поднимается теплая волна.
Никогда не вспомнит ее теплых объятий.
Он больше никогда не вспомнит Сару.
"Ты ведь не хочешь ее вспоминать?"
"Только вспоминать? Конечно, нет".
"Тогда лети. Раскинь руки и лети".
"Сейчас. Сейчас".
Сердце Роберта неровно билось. Не от страха. От радостного волнения.
Никогда он не будет скучать по Саре. Никогда левая рука не будет болеть. Никогда он больше не увидит Элизабет. Никогда не будет этого искушения. Никогда не будет ничего.
Но что-то вдруг царапнуло Романо. А если те загробные миры действительно существуют? А если и там он будет помнить то, что так хочется забыть? Даже если там будет полное счастье, Роберту это не нужно. И не нужен ему никакой рай, в который он все равно не попадет. Или попадет?..
Это неважно. Романо не хотел второй жизни. Он хотел смерти. Хотелось уснуть навсегда и больше никогда ни о чем не тревожиться.
Роберт открыл глаза. Черная пустота качнулась на него.
И будто совсем рядом послышался знакомый голос:
"Роберт, солнышко, держись!"
Романо вздрогнул. Закружилась голова. Еще чуть-чуть, и эта пустота, полная цветных огней, втянет его в себя.
Он вскрикнул. Присел. Зажмурился.
Сердце металось в груди. Роберт спрыгнул на пол. Его качнуло.
На нетвердых ногах он добрался до лифта. В теплой безопасной кабине его неудержимо зазнобило, заколотило... Голова резко закружилась, холод сжал сердце.
Но когда двери лифта разошлись, из кабины в гущу оперблока шагнул доктор Романо - спокойный, холодный, властный. С трудом унявший дрожь.

6. Несчастья одно за другим.
В дальнейшем Романо не раз жалел о том, что не шагнул навстречу смерти. Но в ту ночь, когда он вернулся домой после своей неудачной попытки самоубийства, он понял, какую он чуть не совершил глупость. Хорошо, что об этом никто никогда не узнает. Роберту хватило острых ощущений, и он даже думать не мог о такой высоте.
Шли месяцы. Все шло своим чередом. Несчастья шли одно за другим. Черный несчастливая туча продолжала парить над Романо, швыряя в него свои черные молнии. Роберт уже не удивлялся. Так и должно быть, раз весь мир ополчился на него. Сначала Дональд исключил его из списка хирургов. Но если Роберт не удивлялся, это не означало, что он не сопротивлялся. Он сопротивлялся. Но ассистировать студентам-пятикурсникам ему не разрешили. Оставить его в списке хирургов хотя бы формально - тоже.
"Пожалуйста, не заставляйте меня умолять вас".
Дональд и не заставлял. Он просто ушел. Романо смотрел ему вслед.
Роберт всегда был хирургом. И он думал, что всегда им будет. А теперь он перестал быть хирургом. Официально перестал. Дома Романо отрешенно подумал: "Ну вот и закончена моя карьера в хирургии". И уже не было никакой надежды - даже маленького, еле пробивающегося через черную тучу лучика.
Потом случилось еще одно несчастье. Точнее один из признаков надвигающегося оглушающего несчастья. Его левую руку до крови прижало каталкой, а он этого даже не заметил. Роберт не почувствовал страха. Только пришло понимание, что рука совсем ничего не чувствует. Романо не думал, что может случиться что-то еще плохое в этот день.
Но плохое все-таки случилось (сверкнула и сгорела в небесах еще одна молния). Романо почти не спорил. На это уже не осталось ни сил, ни желания. Он лишь подумал про свою жизнь: "Ну, что же еще ты мне подкинешь?" Он понимал, что повод для его увольнения просто надуманы. "Лечение мешает твоей работе"! Глупее ничего не мог придумать, Онспо?! Какое лечение, если уже ничего нельзя сделать? Если это безнадежная рана?..
Романо посмотрел на Кэрри Уивер. И увидел, что она, как это ни странно, здесь ни при чем. Она сама была ошеломлена. Такое неожиданное повышение. Как она мечтала занять эту должность! Мечты сбываются. У некоторых. А у некоторых нет... Скорее наоборот. Оживают самые страшные кошмары.
"Роберт, у тебя же осталось приемное отделение", - "утешил" его Дональд.
Они издеваются?! Приемное отделение! Этот... отстойник! Ну не может он там быть! Не может! Но все эти крики - только мысленно. Единственное, что он мог сказать, это:
"Мне не нужны ваши подачки!"
Роберт видел, что эту должность они дают ему из жалости. Раз он все равно больше ничего не может делать. Но он может руководить больницей! Оперблоком! Но кто-то спросил у него: "А ты видел главного врача по хирургии, который на самом деле не хирург?" Но ведь он был им! Столько лет! Почти всю свою жизнь! А больница! Сколько сил он в нее вложил! Неужели все это - чтобы потом в самую трудную для Романо минуту передать больницу Уивер?!
Но что-то удерживало Роберта от того, чтобы высказать все это в лицо Дональду.
Больно было. Обидно было. Страшно было.
Но все это - запрятано глубоко внутри. Единственное, что он может сделать, хоть как-то показать, как же ему плохо, это поведать об этом Элизабет, когда она бинтовала ему раненную руку. Лиззи явно не нравился разговор. О том, что рука больше ничего не чувствует, Романо говорил с юмором. Но все же прорвалась настоящая горечь:
"Самое главное, что никто не верит, что рука хоть частично восстановится".
Элизабет беспокойно смотрела на него. Потом он неожиданно спросил у Лиззи:
"Ты веришь в законы кармы, Элизабет?.. Восточное течение, все, что ты сделаешь, отразится на твоем будущем…"
"Я знаю, что это такое".
"Я знаю, что я бываю гадом. Ну и что? Я всегда был честен. Честен до жестокости. Возможно некоторых моя честность доводила до слез..."
Элизабет не перебивает. Бинтует руку. И тут Роберт сказал то, что кипело у него в душе весь этот страшный год:
"Я не заслужил всего этого".

7. Все кончено.
Романо чуть задумчиво смотрел в зеркало. Он разглядывал синяк у себя под глазом. Потом перевел взгляд на разбитую губу. И ка-а-ак же он завтра заявится на работу в таком виде? Никто, конечно, ничего не спросит - раз получил, значит так надо. Но больно же, черт возьми. Хотя... разве это боль?
Но все же болело ощутимо.
А еще как ни странно стало легче. Этот день наконец кончился. И не случилось ничего страшного. Хотя целый день хотелось умереть. В горле застрял комок. В нем поднималась злость. На Онспо. На Уивер. На персонал. На весь мир. И злость эта хлестала наружу криками, оскорблениями... Иногда было совсем плохо. Когда Романо совершил ошибку. Когда стажер из оперблока спросила, невинно хлопая глазами: "А кто вы такой?"
Когда в ординаторскую, где он отрешенно делал кофе, пришла Элизабет, легче не стало. Зачем ему пустые слова утешения? Зачем ему ее помощь? И Роберт совершенно искренне попросил у Элизабет пристрелить его. Но Лиззи этого почему-то не сделала. Возможно потому, что не носила с собой огнестрельного оружия.
Самый ужасный день подходил к концу. Роберт со слабым удивлением заметил, что он еще жив. Да, он жив. Но измотан до предела. И в Романо сидело только одно желание: напиться. Но из этой идеи не вышло ничего хорошего. Результат этой идеи Роберт сейчас разглядывал у себя под глазом.
Хотелось спать. Роберт забрался в постель и не стал думать, что будет завтра. А завтра... завтра Романо привык к своей новой жизни в приемном отделении. Постепенно, но привык.
А судьба продолжала методично добивать его. Несколько дней назад Романо обнаружил на левой руке язву. И впервые заговорил с Лиззи о возможной ампутации. Вернее, начала говорить о ней сама Элизабет. Но замолчала. Романо договорил за нее. Чувствуя черное спокойствие человека, который обречен на гибель. Но пока все это - слова. Страшные, горькие, но слова.
А через некоторое время судьба нанесла ему последний удар. Последнюю молнию.

Романо не знал, решился бы он когда-нибудь на ампутацию. Но думать ему об этом не пришлось. Жизнь повернулась так, что ампутация была необходима. Слишком страшный был ожог... Но Роберт из последних сил надеялся на чудо. Но, глядя на обуглившуюся руку, Романо в очередной раз убедился, что чудес не бывает.
Никто не мог ему помочь. Ни Уивер, ни, конечно же, Галлант.
И вечером, стоя на мосту, смотря на гладкую поверхность воды, разноцветные огни и безмятежную счастливую жизнь, Роберт Романо принял решение. Вернее, просто не стал сопротивляться. Пусть. Теперь уж все равно.
Но сопротивлялась Элизабет. Она заметила его, одиноко стоящего на мосту, подошла. Начался разговор. Нежелательный разговор. Элизабет отговаривала его, она доказывала ему, что еще все можно поправить.
"Все кончено", - сказал Романо.
Элизабет продолжала говорить бессмысленные слова.
"Лиззи, ты не слушаешь. Все кончено".
Она наконец поняла. Глаза ее заблестели.
Господи, да ей-то что до его проблем?!..
"Посмотри график операционных. Чем скорее, тем лучше. Я хочу избавиться от этой мерзости", - он ушел, оставив Элизабет одну.
...Ампутация была назначена на вторник. В ночь перед операцией Роберт почти не спал. Лежал в кровати, уставившись в зеркало на потолке.
За что все это?
Почему все это произошло именно со мной?
Роберт мучился всю ночь.
"Все кончено". Действительно - кончено. Как же я буду жить - без руки?
За что на меня свалились все эти страдания?
Что я сделал плохого?
Кругом столько людей, почему же все несчастья сыплются только на меня одного?
Иногда на него накатывало тяжкое забытье, но и там беспокойные мысли не оставляли его.
Почему все счастливы? Уивер, Ковач, Онспо, даже Элизабет, несмотря на то, что недавно потеряла мужа. Они не одиноки. У них есть их любимая работа. Семья. А почему мне так плохо?..
Но ближе к утру Роберт все-таки забылся сном. Пока не прозвенел будильник.

8. Последний день.
Утром Романо чувствовал себя так, словно все делает и видит в последний раз. Он старался не смотреть на забинтованную руку. Чувств почти никаких не осталось - только сидящий глубоко внутри тоскливый страх. Страх перед ожиданием. Страх перед будущим.
Ждать пришлось долго. Страх заморозил Романо. Пришла Элизабет. И Роберт обрадовался ей так, как не радовался еще никому. Как же хорошо, что есть на свете Лиззи! Чтобы не показать Элизабет, как ему страшно, а убедить ее в том, что перед ней прежний Романо, он попросил ее написать на его правой руке: "Не ту руку, идиот!"
Элизабет закатила глаза. Роберт требовательно смотрел на нее. Она мягким движением убрала короткий рукав больничной рубашки и стала выводить буквы. А Роберта продолжал разъедать страх. И первые капельки сомнения.
"Ты не написала "идиот", - заметил Романо.
Ее серо-зеленые глаза стали вдруг очень-очень знакомыми. И эти нотки в голосе...
"Я же буду с тобой, Роберт!"
Она будет со мной. Спасибо тебе, Лиззи! Спасибо тебе. За то, что ты вернулась в Чикаго. За то, что спасаешь меня сейчас. За то, что ты единственная, кто понимает меня. За то, что ты мой единственный друг.
"Все равно. "Идиот".
Элизабет дописывает фразу. А потом Романо посмотрел на нее и тихо спросил:
"Я правильно поступаю?"
Это же просто ужасно - отрезать его руку! Ведь если передумаешь, ее уже нельзя будет приклеить на место. Это непоправимо!
"Роберт, это твое решение", - уклоняется Элизабет.
Как она не понимает, в какой он неуверенности! Лиззи, скажи: "Да" или "Нет"?!
"Ты поступаешь правильно", - твердо говорит она.
Романо опустил глаза.
"Да..."

Все. Финишная прямая. Нет пути назад. Он принял свое решение. Правильное решение. Непоправимое решение. Страшное решение. Осталось вытерпеть совсем чуть-чуть. До анестезии. Потом уже все равно. Когда он очнется, все будет уже кончено.
Вот это-то и страшно больше всего! Как жить-то дальше?..
А минуты, последние минуты стремительно ускользали, как вода сквозь пальцы. Вот уже и операционная. Знакомая такая операционная. Вот никогда бы не подумал, что он окажется на операционном столе.
Лиззи все не приходит. Почему?..
Последние секунды его жизни. Он сам отсчитывает их:
"Десять, девять... - глаза закрываются. - ...восемь..."
Роберта приняла мягкая тьма. И в этой тьме не было ничего. Пришло долгожданное забвение. Но оно было не долгим. Оно длилось столько же, сколько и отрезали его руку.
Потом потихоньку из черной глухой пустоты стало возвращаться сознание. Оно путалось с обрывками снов, с тошнотой, с пониманием, что все уже кончилось. Кажется, он что-то шептал.
"Роберт. Это Элизабет", - позвал его далекий голос.
Лиззи... Значит, она все-таки пришла. Уже после операции или во время нее? Жаль, что не она его оперировала. Было бы чуть легче. Столько операций она сделали вместе... столько ампутаций... Она отличный хирург. Но смогла бы она отрезать его руку?.. Теперь все кончено. Странно, он еще жив. И Лиззи сидит с ним. А ведь она могла не прийти. Но, видимо, Роберт хоть что-то значит для нее. Ведь он не просто коллега (к тому же бывший), но и друг. И она не бросит его, не оставит.
Как некоторые.
Все эти месяцы Романо запрещал себе даже думать о Саре. Но теперь в этом полубреду Роберт не мог контролировать свои мысли. Они просто думались.
И никогда она не напишет прощальное письмо и не сгинет навсегда, оставив его мучаться в неизвестности! Лиззи больше не уедет. Никуда. И они будут вместе. Хотя бы как друзья. Ведь Лиззи же такая умница. И красавица.
Сара тоже красивая. И Элизабет красивая. Только Сара исчезла навсегда, а Элизабет здесь, рядышком. Сидит рядом с ним... Преодолевая тяжесть в голове, Роберт пробормотал:
"Ты так заботишься обо мне..."
И не знает она одного. Как же Роберту хочется сказать эти простые слова, которые были правдой: "Я люблю тебя, Элизабет".. И Сару он тоже любил... Обоих любил. А потом Романо провалился во тьму.
И привиделось ему, что открывается дверь в пустую операционную, где лежит только он, а Лиззи уже нет. И входит девушка со светлыми волосами.
"Сара... Ты вернулась?" - шевельнул губами Роберт.
"Нет. Я только на минутку".
Она подходит к нему все ближе и ближе, садится рядом.
"Ну, как ты, Роберт?"
"Сара... Ты мне снишься?"
"Нет. Это по правде".
"Если по правде... - Роберт неожиданно садится (наяву такое просто невозможно, после такой операции-то!). - Тогда ты не исчезнешь, когда я проснусь".
"Не исчезну", - согласилась Сара и, качнувшись к нему, поцеловала.
Он очнулся уже в палате. Лиззи не было. Сары не было. Была Ширли.
"Ширли, - шепотом позвал Романо. Медсестра обернулась. - Почему Сара до сих пор не возвращается?"
Ширли растерялась. Она не ожидала, что доктор Романо когда-нибудь заговорит с ней о Саре Бэкетт. Потом покачала головой:
"Я не знаю, доктор Романо".
А он продолжал шептать, уже ни к кому не обращаясь:
"Она не едет. И не звонит. И письма не пишет. Она забыла про меня..."
Ширли стояла рядом с кроватью и кусала губы. Ей хотелось помочь несчастному доктору Романо, но как? А Роберт спросил с тоской:
"Ширли, ну почему ее нет сейчас со мной?.."
Ширли не знала, что ответить. Таким доктора Романо она еще не видела. Да и он, если бы был в нормальном состоянии, тоже удивился бы: Ширли не знает, что ему ответить!
"Почему ее нет со мной? Ведь она так нужна мне... ведь я так люблю ее..."
К облегчению Ширли, на следующее утро Романо ничего не помнил из того, что говорил ей вчера...

9. Дежа вю.
Все повторялось. Снова он лежал в палате. Снова в одиночестве. Снова к нему никто не приходил. На этот раз - даже Кэрри Уивер. Только Элизабет заглянула в первый день.
"Роберт, прости, но я не смогу приходить к тебе", - призналась Элизабет.
Романо сумел притвориться, что это его не огорчило.
"Занята?" - равнодушно спросил он.
"Да, дел по горло, - улыбнулась Элизабет. - Я же теперь главный врач по хирургии. Не представляю, как ты раньше со всем справлялся..."
Лицо Роберта не дрогнуло. Но Элизабет прикусила язык, покраснела, смешалась.
"Я... Мне нужно идти... Прости..."
И она поспешно покинула палату.
Романо не винил Лиззи. Пусть она не приходит. Пусть она главный врач по хирургии. Пусть. Все равно ему уже никто поможет. Ничего нельзя исправить. Одно его утешало - лежать в палате во много раз меньше, чем в прошлый раз. Но потом около трех месяцев дома. Это невыносимо.
Если бы Сара позвонила, сказала бы в трубку всего три слова: "Роберт, я вернусь"... Он бы ждал этого еще один год, если бы потребовалось. Или даже несколько лет. Но все это если бы он знал, что она вернется. Можно было бы вспоминать ее письмо и мысленно прижиматься к ней. Но она бросила его... И надежды не было никакой.
Но никакого страха, никакой горечи уже не осталось. Было все равно. Впереди не было ничего. Но какие-то желания еще остались: в первую очередь, он хотел вернуться домой. Что ж, через несколько дней его желание сбылось.
Но дома Романо захотелось поскорее вернуться на работу. Даже на такую, как у него. Потому что это лучше, чем торчать дома и потихоньку сходить с ума.
Человек привыкает ко всему. И Роберт это давно понял. Он привык к тому, что не надо каждый день ждать, что вернется Сара Бэкетт. К тому, что больше не будет веселых перепалок с Лиззи, пока они намывают руки. К тому, что прекрасная окружная больница Кука - не его больница. К тому, что приемное отделение теперь принадлежит ему. Даже к тому, чтобы справляться со всем одной рукой он смог привыкнуть. Но привыкнуть к факту, что его левой руки теперь нет и никогда не будет, оказалось невозможно.
Впрочем, Роберт держался. Он не поддавался глухой тоске, пытался отвлечься, убивал время и считал дни до возвращения в больницу. Когда-то такое уже было. Но тогда было выздоровление. Была надежда. А теперь... теперь...
Один раз он не выдержал. Позвонил Элизабет.
"Ширли, можешь позвать Лиззи к телефону?" - попросил Роберт.
"К сожалению, она на операции, доктор Романо, - ответила медсестра. - Мне сказать ей, чтобы она перезвонила?"
"Нет, что ты, не надо", - почти испугался Роберт.
Молчание.
"Доктор Романо, как вы?"
"Нормально, - соврал Роберт. - Пока, Ширли".
"До свидания, доктор Романо".
Хоть Роберту и не удалось поговорить с Лиззи, все же стало легче. А через три часа раздался звонок.
"Роберт, это Элизабет", - раздался в трубке знакомый голос.
"Лиззи?" - удивился Роберт.
"Ширли говорила, что ты звонил. Что-то случилось?"
Ширли!.. Он же сказал, что... Впрочем, спасибо, Ширли.
"Да нет. Я просто так..."
Действительно ничего не случилось. Действительно он позвонил просто так.
"Тебе скучно?" - почти угадала Лиззи.
"Нет, все нормально", - отмахнулся Роберт.
"Ничего, Роберт, скоро ты вернешься на работу", - утешила его Элизабет, игнорируя это лживое "нормально".
"А какой смысл?" - печально спросил Романо.
"О чем ты?"
"Ну... мы же там почти не будем видеться. Я у себя, ты у себя", - тихо сказал Роберт.
"В одной больнице-то..." - заметила Элизабет.
"Все равно... - вздохнул Романо, но потом встряхнулся. - Лиззи, а как там у вас дела? Ну, в оперблоке", - поинтересовался Роберт.
"Да как обычно. Много пациентов, сложные операции... - а потом она добавила. - И времени почти нет".
"Тебе некогда, да?" - Романо чутко понял, что пора кончать разговор.
"Для тебя я всегда найду время, - рассмеялась Элизабет. - Но ты прав, я должна бежать".
"Тогда беги, не буду тебя больше задерживать".
Роберт положил трубку. Он понял, что несмотря ни на что, в больнице его всегда будет ждать Лиззи. Это должно радовать Роберта. Но не радовало - его уже ничто не могло заставить радоваться. Это, скажем, грело ему душу. Он даже попытался улыбнуться.
Но ничего не получилось.

10. Дом, любимый дом.
День, которого так ждал Романо (если он еще был способен чего-то ждать), наконец наступил. И Роберт понял, что ждал зря. По многим причинам. Во-первых, все было по-старому, по-разгильдяйски. Во-вторых, Уивер устроила в больнице ремонт, и Роберт успел стремительно с ней поругаться. Ну а в-третьих, он не повидался с Лиззи, хоть и заходил в оперблок. Элизабет была слишком занята. "Ну что ж, не сегодня, так завтра", - решил Роберт. Но и завтра, и послезавтра он с Элизабет даже словечком не перемолвился.
Но Романо знал, что работать в больнице лучше, чем тосковать дома в одиночестве. Впрочем, тосковать он мог и на работе, в гуще врачей, медсестер и пациентов. Роберту страшно хотелось выполнить какую-нибудь хирургическую сложную операцию. Но с одной рукой это было невозможно. Сила хирурга - в его руках. Да и простого врача тоже.
Поэтому Романо приходилось ограничиваться консультациями и простейшими процедурами, которые были в практике у новеньких студентов. Все это и ежедневные нагоняи составляли его работу. Когда выпадали свободные часы, Романо поднимался в оперблок. В свою родную стихию. В которой теперь он был чужим.
А еще была постоянная, сидящая глубоко внутри боль. Она точила его изнутри все это долгое время, свинцовой тяжестью лежала на сердце. Роберт злился на себя и заставлял себя жить дальше. Все плохое когда-нибудь заканчивается. Закончится и эта черная полоса. Длиною в долгий год, похожий на кошмар.
Но пока плохое не кончалось. Оно клубилось вокруг Романо, который все еще не сдавался. Боролся из последних сил. Плохой была его жизнь, беспросветной, безнадежной... Плохой была его работа, потому что здесь он был не на своем месте... Все было плохим. И лишь крохотный, почти потерянный во мраке лучик еще грел Роберта. Лиззи.
Роберт не разрешал себя срываться. Даже на подчиненных. Он не разрешал себе плакать. Даже черными одинокими ночами, когда тоска затопляла собой, казалось, весь мир. Он держался. Сжимал губы. И держался.
Люди вокруг него жили прежней жизнью. Им было хорошо. Всем было хорошо. Врачам, медсестрам, пациентам. Даже тем, кого увозили в морг, было легче, чем Роберту. Ведь он не мог позволить себе умереть. Это было бы слабостью.

Темный мир скомкался, сломался. В один день.
Все началось с раннего утра. Разве они не понимают, что этим нельзя ничего сделать? Разве они не понимают, что этот протез... это же просто издевательство! Вот тогда-то Роберт и сорвался. Накричал на протезистку. Потом бросился к Уивер. Сразу нарушил ее чинное совещание (Тоже мне главный врач больницы!), накричал на нее, перевернул ей весь кабинет и вылетел.
За всем этим справедливым гневом прятались два чувства: обида ("Я столько лет работал здесь, я так любил эту больницу, даже после того, как случился тот страшный случай на ее крыше. Неужели так сложно помочь мне?.. Ведь я никогда не просил помощи. Я в ней не нуждался. Я все мог делать сам. Но не теперь. Теперь мне нужен хороший протез") и страх ("Да никогда я так ни на кого не кричал. Никогда я так не срывался. Что же это такое? Что такое со мной делается?..).
Молнии несчастья в этот день сыпались на Роберта, как град с неба. Медсестры устроили свою дурацкую забастовку. Будто у Романо и без того мало проблем. Пришлось разбираться с ними. Только способ "разборки" почему-то не понравился ни самим забастовщицами, ни Уивер, которая вдруг полезла их защищать. Не ради них? Чтобы сделать Роберту еще хуже? Она даже пригрозила уволить его. Пригрозила отобрать у него эту слабую радость, что в этом мире есть у него родное место - ненавистое приемное отделение. Но ведь приемное отделение - это часть больницы, которую он так любил, его любимый дом... Уивер хотела уничтожить Роберта.
"Ты сука. Ты знаешь это, Кэрри?"
Уивер повернулась к нему.
"Нет, Роберт, - сказала она. - Я твой босс".
Мой босс? Не-е-ет, Кэрри, ты не станешь моим боссом, пока я этого не захочу. А я этого не захочу никогда! Сколько лет я был ТВОИМ боссом! Ты пресмыкалась передо мной, своевольничала в мое отсутствие! А я никогда не увольнял тебя! Только один раз на несколько дней. Почему же ты так со мной поступаешь? Как только со мной случилось несчастье, ты вцепилась в мою должность, в мою больницу! Я ненавижу тебя, Кэрри!
"И теперь я буду на тебя кричать. Иди работать".
Роберт не шевелился.
Неужели это я когда-то был главным врачом больницы? Хирургом? Это мне не приснилось? Хоть бы это был сон! Ведь я не могу так больше! Не могу! Это невыносимо! Пожалуйста, пусть это будет сон! Я не могу так больше жить!.. Стой, хватит! Роберт!.. Ракета! Не смей! Вспомни Лиззи. Вспомни свою Лиззи.
А еще был дерзкий студент.
"Вы Ракета Романо?"
Кто-то помнит еще его прозвище?
"Бывший хирург?"
"Я все еще хирург!" - крикнул Роберт Куперу, себе, всему пространству, которое ему не верило.
"Как вы можете держать скальпель этим крюком?"
Поднялась холодная прозрачная злость. В общем, этот студент, Купер, получил за дело.

В конце дня измученного Роберта выбросила на тихий пустынный берег крутая волна. Было очень поздно. Было тихо. Спокойно. Можно просто отдохнуть. Фрэнк развлекался тем, что читал вслух письмо Картера Эбби. Делать ему, что ли, нечего? К тому же... сюда идет Эбби. Она вырвала письмо у Фрэнка. Видимо, там было что-то очень личное. Да ладно, все равно уже все знают.
Роберт огляделся по сторонам. И в сердце его поднялась теплая счастливая волна. Так должно было случиться в этот кошмарный день. По-другому и быть не может.
У стойки регистрации стояла Элизабет.
Роберт попытался скрыть свою радость (надо же, что-то еще способно его радовать).
"Лиззи, ты сегодня так задержалась..." - сказал он, подлетая к ней, скрывая улыбку.
Какая же она красивая!.. Как хорошо, что она спустилась сюда!.. Ведь они так долго не виделись!
"Как ты?"
"Очень хорошо, спасибо".
Роберт улыбнулся наконец. Впервые за столько месяцев.
И тут ударила последняя черная молния.
Подошел Эдвард Дорсетт.

11. Предательство.
Элизабет обрадовалась ему. Заулыбалась.
Кто это?.. Какой-то хирург. Дорсетт, кажется. Я его однажды видел в оперблоке...
Он подошел к ней, скользя по ней глазами.
Уйди... не трогай ее... Лиззи, почему ты улыбаешься?.. Почему ты не смотришь на МЕНЯ?
Сердце Роберта заледенело. А Дорсетт стал неспешно беседовать с Элизабет.
Лиззи. А как же я? Мы же с тобой разговаривали! Мы же с тобой так давно не виделись!
И разговор у них был очень странный. Разговор не двух коллег. И даже не двух друзей.
Лиззи! Как ты можешь? Почему? По-че-му?
Они продолжали свой интимный разговор. И довольно громкий.
Перестань, Лиззи! Кончай! Посмотри на меня! Прекращай с ним разговаривать!
Элизабет не смотрела на Роберта. Она счастливо улыбалась.
Лиззи... Ты можешь встречаться с кем угодно. Но, пожалуйста, не бросай меня! Ты мне нужна...
Элизабет перекинула через плечо ремень сумочки.
Ты уходишь? Не надо, Лиззи! Пожалуйста!
Элизабет мельком посмотрела на Роберта.
Мы с тобой так давно не виделись, а ты даже не хочешь со мной поговорить!
"Спокойной ночи, Роберт", - быстро сказала Элизабет.
Неужели ты так любишь э т о г о? Неужели он для тебя важнее меня? Ведь мы так долго были друзьями!
"Элизабет..."
Она уходит с этим Дорсеттом. Не оглянувшись.
Она уходит.
Уходит.
Уходит.
Мир рухнул.
Вокруг все было прежним.
Почему кругом все спокойно, когда свершилось предательство?

Стекло разлетелось.
Он потерял свою руку. Он потерял любимую работу. Теперь он еще потерял любимую женщину.
Лиззи предала его. Романо понимал, что они с Дорсеттом пошли далеко не кофе пить. Весь мир от него отвернулся.
Больше всего Роберту хотелось подняться на крышу и броситься вниз. Теперь он знал, что это просто. Сейчас не осталось ни страха, ни сожалений. Романо знал, что он это сделает. И тогда наконец придет смерть. Смерть лучше, чем такая жизнь.
Но если это сделать, то это значит признать, что он побежден. Признать, что все эти несчастья доконали его. Это значит, что он смирился с тем, что в его жизни будут одни несчастья. Поверить, что больше не будет ничего хорошего.
Но ведь что-то должно случиться!
Ведь это нечестно.
Но если случиться еще одна беда, то Роберт не будет переживать по этому поводу. Он просто поднимится на крышу. И все будет кончено. Теперь уже все равно. Теперь уже ничего не держит Романо здесь. Теперь можно умереть.
Потому что... зачем теперь жить?! Кругом все плохо, нет ничего, о чем бы Роберт думал с радостью! И никогда уже не будет...
Роберт знал, что плохое скоро случиться. Иначе и быть не может. А сейчас... сейчас он очень устал. Ему не хотелось никуда идти. Он оставил себе последний шанс, который был ему совсем не нужен.
Романо знал, что теперь ему будет даже нечего вспоминать, чтобы утешить себя. Лиззи, которую он так любил, с которой они так долго работали вместе, была для него потеряна. Она влюбилась в какого-то хирурга. Ну пускай, пускай влюбилась! Сколько раз она влюблялась, один раз даже замуж вышла! Но они несмотря ни на что оставались друзьями! А теперь... Неужели всю их дружбу Роберт придумал сам? Но ведь все это было: он помогал ей, она помогала ему. Был тот день, когда она узнала о рецидиве Марка. Был тот день, когда она вернулась из Чикаго. Был тот день, когда она перевязывала его руку. Выходит, все это ложь.
Остается только вернуться домой. Умереть Роберт еще успеет. Быть может быть завтра. Или послезавтра. Разницы нет. Есть вопрос.
"Лиззи, зачем ты так со мной поступила?" Впрочем, она уже не Лиззи. И не Элизабет. Всего лишь доктор Кордей, хирург из Окружной больницы Кука.
И никогда Романо не будет суждено с улыбкой вспоминать ее рыжие кудри, серо-зеленые глаза, ее мягко очерченный рот... Она предала его. Мир рухнул.

<< Предыдущая часть - Следующая часть >>

Оглавление

Пол МакКрейн. Неофициальный сайт.
Made by Paduya